Сергей Лифанов - Те Места, Где Королевская Охота[Книга 1]
Ничего себе! Алики заглянула в кошелек. От того, что выдал ей утром Рет — Ратус, всего–то шесть империалов и осталось.
— Дорогой город, эта ваша Столица, — сказала она, мрачнея. — Не успела глазом моргнуть — а кошелек наполовину пуст.
— Сущую правду говорите, барышня, — охотно отозвался извозчик. — За те деньги, что я здесь только на корм для своей гнедой трачу, у себя в деревне я бы мог четырех таких прокормить.
— Но ведь и зарабатываешь, наверное, больше чем в деревне? — резонно заметила Алики.
— В деревне, барышня, не зарабатывают. Там живут, — вздохнул возница.
— А далеко это?
— Деревня–то? Дак не очень–то чтоб так уж и…
— Я не про деревню! Я про мызу спрашиваю. Сколько ехать?
— А–а–а. Да нет. Если там сильно не задерживаться, то за полтора часа обернемся.
— Тогда едем! — решилась Алики.
Коляска тронулась, и вскоре оживленный центр города остался позади, и вокруг опять оказались сады и парки. Утром здесь было пустовато, теперь, незадолго до полудня, стало гораздо оживленнее и нарядней — как на каком–нибудь пейзаже с Набережного бульвара: мимо них то и дело катили красочные экипажи, по тротуарам прогуливались аристократичного вида господа, знатные дамы и дамы, похожие на знатных дам, совершали ежедневную прогулку, демонстрируя друг другу, какими свежими они выглядят после вчерашнего вечера, закончившегося только на рассвете и непродолжительного — ах, всего–то часа четыре! — утреннего сна.
Алики, впрочем, их заботы мало волновали.
Вскоре кучер обернулся и указал кнутом вперед:
— Вот она, Старая Тополиная дорога. — Кнут качнулся вправо. — А это Новая.
Две дороги, действительно обсаженные по обочинам тополями, расходились впереди под острым углом: одна уходила прямо вперед, но выглядела куда более неухоженной, чем та, что ответвлялась вправо, по обе стороны которой виднелись аккуратненькие домики с садиками, а между дорогами за тополями блестела вода.
— Там озеро?
Возница усмехнулся.
— Теперь, когда богатые господа стали по «цветочным аллеям» наведываться, конечно, озеро. Лебяжье. А раньше просто было Козье болото.
Алики прыснула.
— А вон и Карамельная мыза, — указал извозчик. — Там и гута, и дом, и лавка. Вам к лавке, барышня?
Они уже ехали по Старой Тополиной дороге, подъезжали, и Алики видела все сама.
Постройки стояли недалеко от дороги, которая уходила куда–то дальше, туда, где города уже не было. Здесь все было прибрано и аккуратно, как и везде в Столице: домики стояли вразброс среди деревьев, дорожки расчищены и замощены, листва в садике убрана, похоже, еще с осени; да и сегодня с утра в саду, кажется, работали: снег из затененных мест был перекинут на солнечные участки, чтобы быстрее таял.
Лавкой был, по всей видимости, небольшой домик у самых ворот: ставни большого окна были распахнуты, и на по–весеннему уже ярком солнце блестели безделушки из разноцветной карамели.
— Да, наверное, — кивнула Алики.
Не успела коляска остановиться возле крыльца, как из домика, вытирая на ходу фартуком руки, вышла женщина лет тридцати — некрасивая, рябоватая.
Алики выпрыгнула из экипажа, подошла.
— Я хотела бы узнать насчет кукол, _ сказала Алики, поздоровавшись.
— Это вам с мастером надо поговорить, — приветливо ответила женщина и, кликнув со двора мальчонку лет десяти, велела проводить барышню до гуты.
Алики, с любопытством оглядываясь по сторонам, пошла за мальчишкой. Усадьба была как усадьба: дикого камня стены, крытые черепицей крыши, хозяйственный дворик, сад, огородик за плетнем — но очень ухоженная.
Гута стояла несколько особняком, за огородом. Из трубы тянулся в небо полупрозрачный дымок, ворота были распахнуты настежь, и какой–то человек нес во двор не то поднос, не то противень, уставленный мелкими карамельными вещицами; над подносом заметно дрожал воздух. Человек поставил поднос на низенький настил, тянущийся вдоль всей стены гуты, где стояли уже несколько подобных подносов.
Обернувшись, он оказался довольно таки молодым — вряд ли ему было больше двадцати пяти. Парень с серьезным любопытством стал смотреть на подходящую Алики.
— Вот, — объявил пацан, показывая на Алики.
Мастер не обратил на него никакого внимания — продолжал выжидательно смотреть на девушку, и той пришлось брать инициативу в свои руки. Она залепетала что–то о том, что ей бы хотелось… ей очень интересно… хотелось бы знать… словом…
Мастер продолжал смотреть на нее светло–карими глазами теплыми глазами и, казалось, улыбался, хотя губы его были плотно сжаты.
Алики разозлилась и на него, и на себя, замолчала и перевела взгляд на фигурки.
И тогда мастер заговорил.
— Им полезно погреться на солнышке, — услышала наконец Алики его голос.
Голос был сильным и слишком уж громким, будто говоривший стоял совсем близко. Непозволительно близко.
Алики перевела взгляд; так и оказалось.
— Они какие–то не такие, — сказала она и отступила на шаг. — Не такие, как в лавке.
— Конечно, — сказал мастер. Он упорно смотрел ей прямо в глаза, нахал. — Они ведь еще не дошли, _ и тут же, без перехода: — Так что вы на самом деле хотели?
Ишь какой проницательный!
— Я хотела узнать, не заказывали ли у вас куклу для женщины по имени Амнис, — прямо сказала Алики.
Мастер не спешил с ответом, продолжая смотреть на него в упор. Она ответила ему тем же.
— Давно? — спросил он, выдержав довольно долгую паузу.
— Год назад, — сказала Алики. — Или два.
— Или три, — в тон продолжил мастер.
— Или три, — согласилась Алики.
Игра в гляделки продолжалась, затягивалась и уже начала надоедать. Алики хотела было уже плюнуть на все, развернуться и уйти, но за мгновение до того, словно угадав ее мысли, мастер вдруг усмехнулся открыто и, крикнув крутившегося возле подносов мальчонку, приказал:
— Ну–ка, сбегай в дом, принеси тетрадь.
— Какую? — живо уточнил мальчишка.
— Ту, в синей обложке, — сказал мастер.
— А–а–а… — начал было мальчонка, но мастер так шикнул на него, что тот припустил изо всех сил.
Мастер снова обернулся к Алики. Теперь он просто улыбался. Как обычный нормальный парень. И заговорил он обычным голосом:
— Пока он бегает, может быть, вы осмотрите гуту? Вам ведь интересно, правда? И погреетесь заодно.
Алики улыбнулась в ответ.
— Спасибо.
Она заглянула в двери. Оттуда тянуло запахом, и запах этот был скорее неприятным. Все же Алики сделала несколько шагов внутрь и осторожно огляделась.
Ее глаз тут же расширились от восторга.
Посредине просторного помещения на большом деревянном столе стоял игрушечный домик. Кукольный домик, мечта любой девочки. Но какой это был кукольный домик!
За прозрачными карамельными стенами на прозрачном карамельном полу стояла карамельная мебель. С потолков свешивались карамельные люстры, а на столах в карамельных вазах стояли карамельные букеты…. А жили в этом доме умилительные розовые карамельные зайцы.
Зайчиха в кружевном платье сидела за столом, на котором стоял крохотный сервиз. Заяц в охотничьем сюртуке и сапогах читал газету у камина в комнате, по стенам которой были развешаны миниатюрные охотничьи трофеи, кабаньи, волчьи и барсовы головы, а также разные рога. В детской зайчиха–няня в кокетливом передничке поверх платья в горошек и крохотном чепчике катала колясочку с совсем маленьким зайчонком…
Но большинство комнат заячьего домика были еще пусты, и Алики сообразила, что те предметы, которые она видела во дворе, предназначены как раз для заполнения их.
Алики с трудом оторвала взор от этого великолепия и поглядела на мастера.
— Это сделали вы? — произнесла она с восхищением.
Мастер небрежно пожал плечами.
— Заказ для Детей Императора, — просто пояснил он. Но в голосе его отчетливо была слышна едва прикрытая гордость.
— Никогда бы не поверила, — сказала Алики, вновь обернувшись к домику.
Мастер снова пожал плечами. потом руках у него оказалась какая–то безделушка, тоже из карамели, которую он как бы невзначай, в задумчивости, поднес к губам, и Алики быстро обернулась, когда услышала негромкий, немного тоскливый звук, похожий на свист окарины. Это и была окарина, только не простая, глиняная окарина, а карамельная, как почти все здесь.
Алики устыдилась своего детского восторга, еще раз глянула на кукольный домик, торопливо смотрелась, почти не обращая внимания, без особого интереса, мельком глянув на всяческие приспособления, инструменты и прочие вещи, помогающие мастеру в его работе, и, произнеся снова: «Спасибо», вернулась во двор.
